Крепость (рассказ).

Крепость (рассказ). Крепость (рассказ).

Бандит был вооружен дробовиком и, время от времени выпрыгивая из-за искорёженного остова автомобиля, вслепую обстреливал руины церкви, надеясь зацепить хоть кого-то. Подобная тактика могла бы работать при должном количестве стреляющих и нескончаемом запасе патронов. У бандитов не было ни того, ни другого.

— Лопающаяся красная голова! — хихикнул снайпер, мягко нажав на спусковой крючок.

Винтовка вздрогнула, а через мгновение голова рейдера разлетелась на куски, брызнув в воздух взвесью мозгов и крови, обдавшей его товарищей. Бандиты бросились в стороны, кто во всю прыть, перепрыгивая ухабы и кочки, кто на четвереньках, пытаясь спрятаться за бетонными глыбами, а кто-то даже ползком, прижимаясь к земле.

— Да, бегите, так веселее! — довольно оскалился Эйб, взяв на мушку улепётывающего со всех ног бородача в кожаной шипастой броне.

Винтовка вновь вздрогнула, выплюнув пулю и небрежно отбросив в сторону использованную гильзу. Пуля настигла бородача на бегу, ударила его в спину и вырвалась из груди вместе с фонтаном крови, сломав рёбра. Ноги рейдера подкосились, он причудливо кувыркнулся несколько раз по земле и замер.

— Бэйб, детка, оставь и для меня парочку негодяев! — по проржавевшим скелетам автомобилей и руинам города брызнул свинцом миниган Такера, заставив даже самых отчаянных бандитов спасаться бегством.

Эйб успел пристрелить ещё двоих, пока последний рейдер окончательно не скрылся с глаз.

Уже в третий раз бандиты проверяли на прочность их укрепления и уже в третий раз терпели поражение — бесславно бежали, потеряв в общем счете почти два десятка бойцов, но, несмотря на это, никто не сомневался, что они вернутся и в четвертый раз.

По зову своих товарищей, передаваемому ведомыми только им каналами связи, на помощь рейдерам спешили братья по оружию со всех уголков Мохаве. Ведомые неутолимой жаждой наживы и крови большие и малые группы рейдеров все еще прибывали к церкви. Так, вопреки потерям, банда становилась всё больше и злее, и каждая новая атака была яростнее предыдущей.

Обороняющихся было лишь четверо — четыре бойца разведывательного подразделения Братства Стали тоже ожидали подкрепления, которое, впрочем, не спешило. К удаче братьев в числе их потерь пока что были только потраченные патроны. В Бэнгса, правда, попали пару раз, но его силовая броня с честью выдержала проверку свинцом; брат Стали не был даже ранен.

— Разбежались! — снайпер, проводив взглядом последнего рейдера, обиженно глянул на пулемётчика, прервавшего его веселье. — Ты их всех разогнал!

— Не переживай, дружище, они ещё вернутся, вот увидишь! — будто извинился тот перед Эйбом.

— Правда? — по-детски обрадовался снайпер.

— Обещаю, — кивнул Такер. — Ты с ними ещё «поиграешь».

— Всё, ребятки, можете отдохнуть! — с противоположной стороны руин громыхнул грубым басом голос командира Колина. — Не стоит впустую трепать себе нервы ожиданием, этим пустошным крысам понадобится пара часов для того, чтобы собраться с духом и заново закинуться наркотой, прежде чем пойти в атаку вновь.

В ту же самую секунду на переломанный дощатый пол, обильно усыпанный кусками обвалившейся со стен штукатурки и обломками кирпича, громыхая, рухнул пулемет Такера — Бэнгс будто бы ждал наизготовку команду к передышке. С трудом стянув металлический шлем, украшенный алой буквой «Т», пулеметчик стер обильно выступившие на его лбу и щеках жирные капли пота, а затем грузно рухнул рядом с дымящимся стволом, снова наделав шуму.

Место, где братья Стали заняли оборону, представляло собой развалины небольшого строения, уцелевшего, однако, куда лучше сооружений, что его окружали — те лежали массивными грудами мусора, лишь кое-где сохраняя свои очертания, подчеркнутые одиноко высившимися обрубками стен. Стены их укрытия, выложенные из кирпича всех оттенков красного и коричневого, продолжали стоять, будто назло времени, возвышаясь на несколько метров, а порою и несколько десятков метров. Только северная стена почти рассыпалась и представляла собой кучу обломков и хаотичное нагромождение плит.

— Риз, поднимись на самую высокую точку строения, — вновь рыкнул командир будто из ниоткуда. — Не спускай глаз с развалин на севере и холмов на западе. Когда бандиты покажутся на горизонте — дай нам знать.

Брат Стали малого роста, крепкий и шустрый, облаченный в силовую броню чёрного цвета и вооруженный плазменным автоматом, выскользнул из-под плит, наваленных россыпью у северной стены. Он, резво перепрыгивая через завалы, бросился на противоположную сторону здания и устремился вверх по полуразрушенной витой лестнице. Стальная гнутая конструкция вела вверх на добрый десяток метров и заканчивалась небольшой площадкой там, где когда-то была крыша. Место было открытым, на нем Риз был как на ладони, потому Эйб и пренебрег им, когда выбирал свою позицию, однако сверху открывался чудный вид — были видны развалины города на пару сотен метров. Снайпер проводил Риза завистливым взглядом, подумав, что его товарищу несказанно повезло, ведь он первым увидит возвращение дикарей.

— Слышал командира? — окликнул Эйба пулеметчик, удобно устроившийся на внушительном куске обрушившейся стены. Он уже успел сбросить с себя стальные перчатки и ослабил безжалостную хватку брони, сжимающей в тисках массивное пузо. — Они ушли и вернутся не скоро. Вылезай из своего чёртового укрытия, тебе тоже нужна передышка.

Такер, крупный и неуклюжий, был пулеметчиком до мозга костей. Утяжеленная версия силовой брони не говорила, кричала за своего хозяина — «Я не люблю прятаться от пуль!», а грузный ручной пулемёт вторил ей — «И целиться тоже!».

Снайпер неохотно покинул свою позицию. Он, аккуратно свесившись головой с уступа, рискуя упасть и сломать себе шею, спустил вниз, в руки Такера, свою винтовку, начищенную до идеального блеска. После как попало спрыгнул сам, рухнув в пыль и грязь.

— Саммерс, постарайся быть аккуратнее! — неуклюжего снайпера смерил недовольный взгляд командира, покинувшего свою боевую позицию на южной стороне здания. Эйб брякнулся подле него и теперь испуганно смотрел на Колина снизу вверх, сидя на заднице в грязи и пыли.

Командир не был высок ростом, однако когда он читал нотации, Эйбу казалось, что он выше него на голову, а когда кричал, то и на все две. Порой было просто удивительно, как такой тщедушный мужичонка мог так громогласно орать. Эйб однажды решил, что грозно кричать — это единственное необходимое условие, для того, чтобы стать командиром. Он даже попытался наорать на своих друзей, за что получил от Такера больную и обидную затрещину, а Риз сказал, что пристрелит Эйба, если он ещё раз повысит на него голос, чем сильно напугал дурачка. Поразмыслив немного, Эйб вспомнил, что кроме крика Колин умеет ещё зло цедить сквозь зубы, устрашающе сдвигать брови, натужно хрипеть и, уткнувшись почти в самое лицо, орать, брызжа слюной. Но эти техники показались для простака слишком хитрыми в освоении, поэтому он смирился с тем, что навсегда останется рядовым.

— Да, сэр, — буркнул снайпер, потупившись, будто ребёнок, и всё ещё сидя в грязи. Он ожидал длительных нравоучений, однако сейчас у Колина нашлись дела поважнее — буркнув гневное «Приведи себя в порядок», он удалился.

Командир обогнул обломки — то, что осталось от северной стены и крыши, — образующие массивный завал, заполняющий часть здания, и направился в центр строения, где сгрудились в пугливое стадо около дюжины гражданских. Эйб, небрежно отряхиваясь на ходу, увязался за ним.

Гражданские жались к дощатому полу, переломанному и грязному, прятались за чудом сохранившимися деревянными лавками, покрытыми чёрным лаком. Лавки были длинными и вместительными, с удобными резными спинками, расставлены они были аккуратно, в два ряда. Чуть дальше, у западной стены строения, имелось небольшое возвышение — трибуна, сколоченная из ветхой древесины, на которую вели исшарканные ступени. Над ней висел огромный крест, лопасти которого были прикручены к стене стальной проволокой. Распятье размером около трёх метров также было сколочено из дерева, однако намного бережнее и аккуратнее, чем трибуна, с любовью отполировано и покрыто лаком. А вот чучело, прибитое к кресту за руки и за ноги, было ужасным на вид: лицо было нарисовано на куске материи чёрной краской, смывшейся и выцветшей, рыжий парик растрёпан ветрами и птицами, из дыр в свитере выступали куски соломы, ноги и руки, сделанные из женских колгот, казались опухшими и вились неестественно, как змеи. Глаза-тени распятого чучела, расположенные на округлой огромной голове, смотрели на собравшихся как-то грустно. Его огромный растёкшийся рот ехидно улыбался. Эйба чучело пугало, поэтому он старался лишний раз не поднимать на него глаза. Под крестом, на красной кирпичной стене, большими белыми буквами было написано — «Он терпел и нам велел».

— Отец Томас! — навстречу командиру, вытянув вперёд для приветствия правую руку, второпях перепрыгивая через куски кирпича, спешил человек, обряженный в чёрную рясу с грязно-белым воротничком. — Кому мы обязаны своим спасением?

Священник был высоким, но очень тощим, от того длинная ряса висела на нём безмерным чёрным мешком. Возраст отца Томаса определить было сложно, издалека он показался Эйбу стариком, однако когда священник подошёл чуть ближе, снайпер засомневался. Святого отца старили волосы, белые, словно седые, к тому же тонкие и взлохмаченные, да такая же белесая редкая борода. Также прибавляла лет кожа, обгоревшая на безжалостном пустошном солнце, испещренная веерами морщин, стремящихся от уголков глаз на впавшие щёки. Вопреки его общему виду, голос священника звучал звонко и молодо, к тому же он казался слишком прытким для старика.

— Командир разведывательного отделения Братства Стали Эдвард Колин, — растерянно буркнул командир, не ожидавший такого пылкого приветствия, неуверенно протягивая руку в ответ священнику.

— А как зовут ваших товарищей? Этих замечательных людей, что помогли вам изгнать заблудших? — священник крепко обхватил своими длинными пальцами руку командира, облаченную в стальную перчатку силовой брони, и лихорадочно затряс её, стараясь выразить свою признательность как можно ярче. Колин с трудом освободился из этих цепких объятий, пытаясь не выказать неприязни к рассыпающемуся в благодарностях отцу Томасу.

— Тот детина с ручным пулеметом и скрипучим голосом — Такер Бэнгс, боец, обосновавшийся на верхнем этаже, — Стивен Риз, а глупый парнишка, вооруженный винтовкой, — Эйб Саммерс, — командир небрежно махнул рукой в сторону каждого из своих подчиненных, когда представлял их священнику.

Эйб, наблюдавший за разговором с неприкрытым любопытством, приветливо помахал священнику рукой, когда прозвучало его имя. В ответ отец Томас одарил снайпера приятной улыбкой и медленным кивком головы. Эйбу это понравилось.

— Вы даже не представляете, как мы вам благодарны! Вы спасли всех этих людей от верной гибели! — Томас посмотрел на Колина с такой искренней признательностью, что командиру почти расхотелось говорить святому отцу гадости.

Почти…

— Да, мы спасли их от смерти, на которую вы их обрекли, — Эдвард, несмотря на свой малый рост, навис угрожающей тучей над улыбающимся священником, отчитывая его, как провинившегося бойца своего отряда. — Устроить сборище караванщиков посреди пустошей. Что может быть глупее? Конечно, прознав про такую жирную добычу, сюда сбежались рейдеры со всей округи!

— Но где же мне ещё проводить воскресную службу, как не в обители Господней? — святой отец картинно развёл руками, будто описывая в воздухе круг, объемлющий руины, служащие им укрытием.

— Эти развалины когда-то были церковью? — Колин, сощурившись, без особого интереса оглядел разрушенное строение, в котором они находились.

— Это была, есть и будет церковь, — будто возмутился Томас, вскинув брови. — Один из древних храмов, чудом уцелевший при бомбёжке. Поглядите — здания вокруг разрушены до основания, всё, что от них осталось, — фундамент и обломки. А стены храма всё так же крепки и прочны, как и десятки, возможно, сотни лет назад. Это ли не чудо? Это ли не Божий промысел? Это ли не…

— По мне — это обычные руины, ни чем от прочих не отличающиеся, — холодно бросил Колин, перебивая пылкую речь священника.

— В конечном итоге Господу нет разницы, в каком она состоянии, — улыбнулся Томас. — Это церковь, обитель Бога, и взор его неустанно обращен к ней.

Церковь? Эйб, нахмурившись, завертел головой по сторонам. Он не знал значения этого слова, чужого и звонкого. Только завидев эти развалины на горизонте, сам для себя он решил, что это заброшенная крепость — тонкие длинные окна, пронзающие стены, были похожи на бойницы, огромный дверной проём, выполненный в виде арки, походил на крепостные ворота, а крыша, будто бы срубленная до своего основания, придавала строению характерную форму стен средневекового замка.

Эйб был недалёк от природы — читал кое-как, грамоту знал из рук вон плохо, а книги брал в руки только, если в них имелись в должном количестве цветные иллюстрации. Хотя одна книга была у Эйба любимой, потому что была особенной — её вообще не обязательно было читать. Открываясь, страницы её волшебным образом оживали — на них вздымались вырезанные из картона картинки, которые приходили в движение, если потянуть за нужный ярлычок. Эти картинки, составленные в небольшие миниатюры, сами собой рассказывали небольшие истории. Повествовала книга о рыцарях — мужчинах, облачённых в стальные сияющие доспехи, точно как братья Стали. И точно так же, как бойцы Братства, эти благородные мужи бились со всевозможными чудовищами — их врагами были гиганты, напоминавшие супермутантов, на чьём лице красовался лишь один огромный глаз, а также хищники разной масти, коих в избытке хватало и на пустошах. А вот главным врагам рыцарей — драконам — огромным ящерам, извергающим из своего нутра пламя, аналогов в реальной жизни Эйб не находил, но в том, что и подобные твари могут обитать на необъятных просторах пустоши, он не сомневался. Эйб помнил по сей день, как он устраивался перед книгой, с трепетом открывал её, и аккуратно тянул за картонные ярлычки — картинки двигались — рыцарь бросался вперёд на своего врага, опуская копьё, а тот, сраженный, падал навзничь. Или прекрасная принцесса неспешно выходила на балкон с букетом цветов, приветствуя своего спасителя воздушным поцелуем. На блестящей обложке книги и была изображена крепость — каменное сооружение с башнями и бойницами, полощущимися на ветру стягами — истинная обитель рыцарей.

Потому, и только потому, Эйб знал, что такое крепость, а так как это место её напоминало, оно ему так нравилось. А тут вдруг, на тебе, незнакомый мужчина в чёрном балахоне смеет утверждать, что это не крепость вовсе, а какая-то… церковь, да к тому же в ней живёт какой-то там Бог! Но улыбчивый седой говорун был симпатичен Эйбу, поэтому ему не хотелось думать, что он обманывает.

Проведя несколько минут в вихре нахлынувших на него воспоминаний, а затем в медленном потоке тягучих раздумий, Эйб понял, что пропустил мимо ушей значительную часть разговора командира со странным седым человеком. Сейчас говорил седой, назвавшийся почему-то отцом, всё так же приветливо улыбаясь и активно жестикулируя. Чей он отец и почему он этим так гордится, Эйб не понимал и решил спросить об этом у кого-нибудь чуть позже.

— Сперва бандитов было немного, — говорил Томас, — и мы без труда сумели оттеснить их в развалины, но после того, как их количество возросло вдвое, а затем и втрое, мы поспешили занять оборонительную позицию. Патроны у нас почти закончились, и нам пришлось бы несладко, если бы на подмогу вовремя не подоспели вы.

— Да, Томас, рейдеры не особо цацкаются с заложниками. Бедолагам, попавшим в их лапы, в лучшем случае уготована мучительная смерть, в худшем случае — рабство, а затем мучительная смерть, — командир не оставлял свой поучительный тон, надеясь, что хоть каплю облагоразумит отца Томаса. — Мы должны были пройти другим маршрутом, но наткнулись на группу рейдеров, которые торопились куда-то так сильно, что не заметили нас, разбивших лагерь буквально в десяти метрах от их тропы. Заинтересовавшись, двинулись за ними. Каково же было наше удивление, когда в конечной точке своего пути мы нашли вас, зажатых в тиски самым опасным сбродом Мохаве. Так что наше появление — случайность, обернувшаяся для вас очень большой удачей.

— Случайность? Удача? — нарочито громко и не в меру наигранно произнёс священник. — А я скажу вам, что всё это не случайное стечение обстоятельств, а Божий промысел! Всевышний показал нам, что все мы, верующие, под защитой его, под крылом.

— Полагаете, Бог запер вас в этих развалинах, окружил сворой сумасшедших рейдеров, вооруженных до зубов, и пытается убить? — ухмыльнулся командир, исподлобья глянув на священника.

Томас уже был готов возразить, набрал в легкие побольше воздуха, состряпал правильную мину, картинно вскинул свои сухие руки, но Колин оборвал его, не дав издать ни звука:

— Поберегите свои пылкие речи для своего прихода, любезный. У меня нет ни времени, ни желания пускаться с вами в пространные теологические прения и выглядеть в глазах верующих еретиком.

— Оставьте, милейший! — ахнул священник, отмахиваясь. — У меня и в мыслях такого не было! — а затем, вскинув брови и прижав руки к груди, повторил. — Мы вам очень благодарны…

— Я с удовольствием приму слова вашей благодарности, как только подоспеет ударная рота Братства и мы загоним этих пустошных крыс обратно в их норы, — отстранился Колин. — Пока же я прошу вас успокоиться, занять безопасное место в центре сооружения и призвать к тем же действиям ваших людей.

Священник, кажется, понял, что испытывает терпение своего спасителя — человека, который и не обязан был, в принципе, его спасать. Он смиренно качнул головой, всё же не спуская со своего лица милую и всё ещё достаточно откровенную улыбку, ещё раз поблагодарил командира за участие и, обратившись к своей пастве, увёл людей в центр здания. Колин, довольный своей победой в дебатах, направился туда, где на куче щебня разлёживался его походный рюкзак — подальше от гражданских, поближе к покою и тишине. Эйб остался сидеть на месте, пытаясь разложить в голове «по полочкам» всё услышанное.

Но «полочек» в голове у простака-снайпера катастрофически нахватало, да и раскладывал он неверно. Потому вскоре все его мысли перемешались и парень запутался. От напряжения появилось раздражение, а голова неприятно заболела в висках. Сначала снайпер решил поступить так, как поступал каждый раз, когда испытывал трудности с мыслительным процессом, — перестать думать. Приятная пустота ненадолго расслабила напрягшиеся в непривычной работе мозги, но вереницы вопросов, неприятно барахтающихся в бороздах между извилинами, очень скоро вернулись обратно. Не в силах выдержать мучений любопытством, Эйб поспешил прибегнуть ко второму варианту решения проблемы — пойти и выспросить всё у того, кто что-нибудь знает.

Крепость (рассказ). Крепость (рассказ).

Пулеметчик, навалившись на растрескавшуюся стену, уже задремал, посапывая.

— Такер! — Эйб потряс уснувшего товарища за плечо, тот вздрогнул и недовольно уставился на него красными глазами.

— Чего тебе, Бэйб?

— Этот человек в чёрном, отец Томас, он говорил командиру, будто всё, что случилось, устроил какой-то парень… Какой-то… Бог... — лицо снайпера горело нескрываемым детским любопытством.

— Да… — зевнул Такер, потягиваясь и прощаясь с мечтой о сладком сне. — И что?

— Кто он, этот Бог? Ты его знаешь? Как он смог всё это устроить? Может, этот человек в чёрном ошибается? Я не знаю никакого Бога! Может, ты… — яростно затараторил Эйб, выпучив глаза.

— Бэйб! — рыкнул Такер, прервав вереницу бессмысленных вопросов любопытного надоеды. — Бог — это не парень! Это… — Такер задумался, как объяснить недалёкому Эйбу то, что сам понимал с трудом. — Понимаешь, Бог — это такое мифическое существо… Ну или сказочный персонаж… Он вроде как сидит на небе и всем на земле повелевает. Понял?

Затянувшаяся неловкая пауза и отсутствие утвердительного ответа говорили о том, что Эйб не понял ни слова из сказанного Такером, а удивлённый взгляд снайпера кричал, требуя новых объяснений.

— Ну… — снова начал Такер. — Понимаешь, есть легенда, что землю создало сверхъестественное существо, этот самый Бог. Потом ему вроде как стало скучно, и он создал нас, людей, и всё, что нас окружает.

— И браминов? — пролепетал Эйб, всё так же удивлённо уставившись на Бэнгса.

Вопрос Эйба поставил Такера в замешательство.

— И браминов… — неуверенно ответил тот, почесав затылок.

— А зачем он создал их двухголовыми? — добил недалёкий своего товарища, окончательно загнав его рассуждения в тёмный и глухой тупик.

— Нуууу… — Такер нахмурился, ненадолго задумался, будто пытаясь найти ответ на этот глупый вопрос, но, придя в себя, отмахнулся. — Да какого чёрта, Эйб? Откуда мне это знать?

— Ты не знаешь? — вскинул брови Эйб, удивившись и расстроившись одновременно.

— Отстань от меня! Я хочу поспать хотя бы час, прежде чем рейдеры вернутся вновь! — пулеметчик демонстративно отвернулся от надоедливого соратника и, аккуратно уложив ладони под голову, затих. Но не прошло и минуты, как Эйб вновь затеребил плечо своего товарища:

— Такер.

Бэнгс пытался не реагировать, просто лежал молча, с закрытыми глазами, но Эйб был не из тех, кто запросто сдаётся.

— Тааааааааккер! — протянул Эйб, в этот раз чуть громче, мотыля плечо пулеметчика что есть сил.

— Ты не отстанешь, так ведь? — взгляд Такера просверлил Эйба, а стиснутые зубы пулеметчика неприятно скрипнули.

— Не отстану, — замотал головой Эйб. — Расскажи мне ещё о Боге! Ну пожалуйста!

От затрещины и проклятий в свою сторону Эйба спасла его детская непосредственность — телячьи глаза, наполненные добротой и преданностью, брови, сложенные в домик, и поджатые губы.

— Ну что же ты ко мне прицепился?! — Такер уже и сам захныкал как ребёнок, не зная, как избавиться от пиявки, сосущей его мозги.

— Всё, что я о нём знаю, я тебе уже рассказал!

— Так мало? — разочарованно скуксился Эйб. — Как думаешь, Колин знает о Боге больше?

— Да, конечно! — обрадовался шансу избавиться от приставучего Бэнгс. — Иди к нему и доставай своими глупыми расспросами!

— Так и сделаю, точно, — покачал головой снайпер, улыбаясь. — Колин должен знать о Боге больше, он куда умнее тебя.

— Пошел бы ты! — камень, брошенный Такером, пролетел в нескольких сантиметрах от головы Эйба.

Снайпер бросился наутёк от разъяренного пулемётчика, на ходу тщетно пытаясь увернуться от куска кирпича, также брошенного в его сторону. Кирпич гулко звякнул о стальную броню и отскочил, не оставив на ней даже вмятины.

Крепость (рассказ). Крепость (рассказ).

Эйб нашел Колина на другой стороне развалин. Командир устроился недалеко от своего боевого поста, чтобы, в случае чего, занять его незамедлительно. Он с аппетитом уплетал пайковую смесь, фасованную в блестящие пакеты, запивая её какой-то ароматной жижей из блестящей металлической фляжки с тысячью разнонаправленных тонких царапин на каждом боку.

— Командир! — гаркнул Эйб, подскочив к Колину сзади, всё ещё пытаясь отдышаться после небольшого спринта. Тот как раз отхлёбывал из фляжки, и, от неожиданности поперхнувшись её содержимым, сильно закашлялся.

— Чего тебе, Саммерс? — недовольно прохрипел он, пытаясь остановить навязчивый кашель.

— Я слышал ваш разговор с этим человеком — мужчиной в длинной чёрной рубахе, — протараторил Эйб, даже не пытаясь извиниться за своё неловкое появление.

— Со священником? Да, я говорил с ним, — покачал головой Колин, всё ещё кашляя. — И что тебя так заинтересовало?

— Бог, — ошарашил ответом снайпер. — Мне Такер рассказал, что Бог — это… сказочный персонаж… Что он сидит на облаках. И ещё, что он создал людей… И браминов…

— Сказочный персонаж?! — слова рядового заставили Колина рассмеяться сквозь кашель. — Ну, отчасти Такер прав, хотя это довольно поверхностное суждение.

— Вы знаете о Боге что-то ещё? Расскажите! Пожалуйста! — Эйб впился в командира своим жалостливым взглядом.

— Хорошо, — Колин отложил в сторону фляжку, понимая, что не сможет сделать даже глотка, пока коровьи глаза снайпера буравят его ребячьим любопытством. — Ну, начать, полагаю, стоит с того, что Бог не миф, а стержень религии — христианства, крайне распространённой в довоенное время.

Не заметить пустой взгляд Эйба было просто невозможно.

— Да… — вздохнул командир, поняв, что задание сложнее, чем могло показаться на первый взгляд. — В общем… Есть бог… — вновь начал он, пытаясь объяснять как можно проще.

— Есть? — подпрыгнул Эйб, открыв рот от удивления. — Он существует на самом деле? Откуда вы знаете? Вы точно в этом уверены? Зачем он создал браминов двухголовыми?

Воздух разразила звенящая тишина, подкреплённая сверлящим взглядом командира, нацеленным в пустые глаза Эйба. Две брови Колина сошлись в одну, скулы заплясали, правый угол верхней губы дёрнулся. В этой тишине он неспешно поднял с пола заскучавшую фляжку и сделал несколько жадных глубоких глотков, затем медленно закрутил скрипучую пробку.

— Бэйб, — зло выдохнул командир, — просто нельзя быть таким тупым… Таким безмерно тупым и ограниченным. Просто нельзя. Ты же банальных вещей понять не можешь, — всплеснул он руками.

— Каких-каких? — заморгал Эйб.

— Банальных… Элементарных… Ну, простых! — махнул рукой Колин, казалось, уже не удивляясь ограниченности своего подчиненного. — Забудь. Неважно. Твоя глупость, наверное, может сравниться только с твоим упрямством. Они, клянусь, одинаково бездонны. Интересуйся хоть чем-то кроме своей проклятой винтовки!

— Я и интересуюсь! — надулся Эйб. — Спрашиваю у тебя о Боге, а ты не хочешь мне отвечать!

— Я-то отвечаю, а ты не можешь понять! — рыкнул командир. Его злобный оскал намекал: «Беги Эйб, иначе тебе будет плохо!». Однако Эйб плохо понимал даже сказанное прямо, а уж намёки были для него как речь на чужом языке.

Не успел отступить — попал в плен. Сначала командир заговорил об ограниченности Эйба, затем о его маниакальной привязанности к оружию, после провёл между этими двумя фактами параллели. Получасовая речь командира была сначала злобной, горячей, рвала неокрепшие уши свирепой бранью. Затем стала поучительной, чуть мягче, но всё ещё нервозной. Ближе к концу она была по-отечески советливой и даже слегка извиняющейся. Командир всегда «перегорал» в финале монолога. Когда Колин начал ругать Эйба, тот внимательно слушал каждое слово, вытянувшись по струнке, даже дышал со страху через раз, отчего стал багровым как закатное солнце. Когда командир заканчивал, снайпер стоял вразвалку, пропуская половину слов мимо ушей, и со скуки ковырял прессованный гравий носком стального башмака.

— В любом случае, Эйб, есть человек, который знает о Боге больше и сможет рассказать тебе о нём куда проще, чем я, — закончил командир, покосившись на Саммерса.

— Да ну? — встрепенулся Эйб, вновь проявив к разговору интерес.

— Ага, — подтвердил свои слова командир, уставившись на Бэйба. Его скулы вздувались, отсчитывая секунды, по всему было видно, что он вновь начинает злиться. — Не догадываешься, кто это?

Мысли в голове снайпера забегали как кучка переполошенных кротокрысов, вереща натыкающихся друг на друга.

— Это… Это… Это… — Эйб и представить не мог, как можно отгадать эту «мудрёную» загадку, как понять, кто может быть таким осведомленным. — Этоооооо… — потому он решил просто перечислять всех подряд, в кого-нибудь да попадет. — Это Риз!

Командир перестал играть скулами, его рот приоткрылся, а глаза округлились.

— Нет, — сглотнул он, недоумевая. — Будут ещё варианты?

От волнения мысли-кротокрысы топотали и толкались так, что Эйб практически перестал к ним прислушиваться и хватал первую, что попадалась под руки. «Может быть, это Такер?» — подумал Эйб, — «Правильно, это Такер!!! Постой-ка… Я же говорил с Такером, он знает совсем мало. Даже не знает, почему брамины двухголовые. Не знает, так скажем, бала… банала… баланальных вещей!».

— Это кто-то из старейшин? — вполголоса проговорил снайпер, сжимаясь и понимая, что вновь отвечает неверно.

— Не вздумай даже соваться к старейшинам с подобными разговорами, сопляк! — рыкнул Колин, теряя терпение. — Человек в чёрном, священник, слуга Господа, вот кто знает о Боге больше кого-то другого. Тебе так не кажется?

Мысли-кротокрысы остановили своё неистовое метание и в голове Эйба вновь прояснилось — её опять наполнила доверху привычная и родная простота.

— Это тот человек, с которым вы разговаривали, — заключил он самодовольно, будто сам объяснял это командиру.

— Правильно! — зло оскалился Колин, картинно захлопав в ладоши.

Эйб, гордый своей смекалкой и полученными овациями, с довольной ухмылкой удалился на поиски священника. Командир хлопал ему вслед, пока тот не скрылся из его поля зрения.

Крепость (рассказ). Крепость (рассказ).

Священник сидел на ступенях рядом с трибуной, со всех сторон окруженный людьми, жмущимися к нему, как к источнику тепла зябкой пустошной ночью. То и дело кто-то задавал ему вопрос, он с радостью отвечал, заодно одаривая собеседника той самой фирменной милой улыбкой, такой, что, казалось, будто каждому он добрый друг. От увиденного Эйб мгновенно проникся к Томасу не просто глубокой симпатией, а чем-то сродни любви. «Вот бы командир был таким же приветливым как Томас, — подумалось ему, — ох и жизнь бы тогда началась! А то ходит ведь, изо дня в день мрачнее тучи, с недовольной миной. Чуть что «читает лекции». И Такеру тоже не помешало бы немного терпения — пулеметчик частенько распускает руки. А руки у него тяжелючие, как молотки. От его затрещин в голове гудит и плохо думается. Ещё хуже, чем обычно. А Риз, тот, вообще, молчун и злюка, и называет меня разными обидными словами, вроде Пустая голова или Человек-брамин».

Бэйбом его звать тоже Риз придумал, это прозвище прижилось. А если и другие всем понравятся? Эйбу совсем не хотелось откликаться ещё на пару кличек — так и запутаться не мудрено.

Священник продолжал общаться с окружающими его людьми. Эйб их стеснялся, поэтому подходить к Томасу не спешил. Он наблюдал за разговором, как ему казалось, незаметно — стоял в пяти метрах от толпы, разинув рот и уставившись прямо на святого отца. Конечно же, священник просто не мог его не заметить. Он сначала глянул на любопытного молодого человека мельком, затем, обратив внимание на то, что тот вовсе не собирается уходить, смерил его любопытным изучающим взглядом, а уж после сам вылупился на Эйба с удивлением. В конце концов он подозвал Эйба к себе, приветливо помахав рукой. Снайпер, стесняясь, медленно подошел к Томасу. Люди, окружившие святого отца, испуганно расступились перед детиной в стальных доспехах.

— У тебя ко мне какое-то дело, сын мой? — вскинув брови, ласково спросил Эйба священник и тут же нарисовал на лице пресловутую улыбку.

Улыбка. Как же без неё?

Эйб утвердительно замотал головой, недоумевая, чего это вдруг седой выдумал, что он его сын.

— Так спрашивай же, — мягко подтолкнул нерешительного паренька Томас. Но тот смущенно молчал и мялся.

— Спрашивай, не стесняйся, — улыбнулась толстая женщина с большими коричневыми волосатыми бородавками на лице, сидящая совсем рядом с Томасом. Ей вторил стоящий по правую руку от священника лысый старикашка со сморщенной кожей, отвисшей на щеках.

От такой всесторонней поддержки Эйб немного осмелел и тихо буркнул себе под нос самый главный вопрос, что его сейчас волновал:

— Почему брамины двухголовые? — а после, чуть громче и чётче, будто набравшись мужества после первого вопроса. — И кто такой Бог?

Первый вопрос собравшиеся будто бы и не заметили, зато сразу после второго толпа в один голос ахнула, а затем загалдела двумя десятками разных тембров. Кто-то обращался к Эйбу, кто-то к священнику, кто-то к сидящему рядом. Кто-то принялся объяснять снайперу, кто такой Бог, кто-то — укорять его в безграмотности и невежестве, а лысый старикашка не расслышал вопроса и, недоумевая, мотал головой.

— Тихо, тихо, — прервал несвязный гомон толпы отец Томас, поднимаясь на ноги. — Будто впервые видите на пустошах человека, который не слышал о Господе! Сами-то давно ли ознакомились со святым писанием? — с легким оттенком укоризны брызнул священник, оглядев собравшихся — те разом умолкли, смущённо отведя глаза.

— Отойдём, сын мой, — Томас легко подхватил своими длинными пальцами металлическое плечо снайпера и потянул его вдаль от общей толпы, усадив на одну из лавок, установленных в центре здания. — Тебя, насколько я помню, зовут Эйб Саммерс, — снайпер закивал головой, довольный тем, что Томас его запомнил. — Так вот, Эйб, то, что ты заинтересовался Богом, это похвально в высшей степени. Не стоит стесняться своей необразованности, ибо, если ты не слышал о Боге, откуда же тебе о нём знать? Тут уж, скорее, стыдиться нужно мне, — вздохнул священник. — Я чувствую в этом часть своей вины. Это значит, я мало говорил о Всевышнем. Это значит, я мало прославлял имя его, или речи мои были не такими пламенными, какими должны были быть. Но я свои упущения исправлю, ответив на любые твои вопросы о нём, — священник многозначительно ткнул пальцем в небо.

Зачем ему лекция об облаках, Эйб не понял.

— Кто он такой? — шепотом напомнил свой вопрос Эйб, на мгновение забыв о проблеме двухголовости браминов.

— Он тот, кто сотворил этот мир, а затем и нас. Он тот, кто вложил в нашу голову разум, а в грудь сердце.

— И как же у него это вышло? — в голосе Эйба прозвучали нотки недоверия.

— Без особых трудов, — улыбнулся Томас. — Он всемогущ и всесилен.

Эйба удивило, с какой легкостью Томас ответил на его вопрос, ведь по его прикидкам, он должен был поставить «отца» в тупик.

— То есть… — пытался сообразить Эйб.

— То есть он может АБСОЛЮТНО ВСЁ! — однозначно заключил священник, не дожидаясь завершения медленной мысли собеседника.

— Вот это да, — протянул снайпер, озадаченно почесав затылок. Он попытался представить, что бы он делал, если бы мог АБСОЛЮТНО ВСЁ, но ничего дельного в голову не приходило, одни мелочи да… бала… банала… баланальности.

— А какой он, этот ваш Бог?

— Хочешь узнать, какой Бог из себя — погляди вокруг, мы все дети его, он сотворил нас по своему образу и подобию, а значит, все мы похожи на него. Две руки, две ноги, одна голова.

Разговор о количестве голов напомнил Эйбу о ещё одном важном вопросе, ответ на который он никак не мог получить.

— А зачем он создал браминов двухголовыми?

— Неисповедимы пути его, — пожал плечами священник. — Но поверь мне, у него на это были причины.

— Оу, — снайпер немного скис, понимая, что главная тайна так и останется для него нераскрытой. — А откуда вы всё это знаете?

Священник, хитро ухмыльнувшись, запустил руку куда-то под полы своей безразмерной рясы и извлёк из её недр небольшую книжку в чёрном кожаном переплёте.

— Из Библии, — он вытянул книгу перед собой и показал Эйбу, зажав её крепко в обеих руках, словно сокровище.

В этот момент снайперу удалось рассмотреть книгу в деталях: небольшая, в чёрном кожаном переплете, на обложке по центру изображен улыбающийся бородатый человечек в длинной белой рясе с распущенными по плечам длинными волосами. Над головой человечка светился золотой ореол, наполовину стертыми золочёными буквами меж его разведенными руками красовалась надпись — «Библия для чайников. Карманное руководство в картинках».

Эйб хотел было протянуть руку, чтобы ознакомится с Библией поближе, но Томас, будто разгадав его мысли, прижал книгу к груди. Снайпер не обиделся, к личной собственности он относился трепетно и с большим уважением, памятуя о своей винтовке, из которой никогда и никто, кроме него, не стрелял.

— Откуда она у вас? — невольно косясь на книгу, поинтересовался Эйб.

— Ну, если ты хочешь знать… — Священник прижал её к груди ещё сильнее, отвёл глаза в сторону, словно снайпер спросил его о чём-то очень и очень личном. — Тогда я расскажу тебе историю, которую рассказываю очень редко. Историю человека, который, лишь найдя Господа, понял, что искал всю свою жизнь именно его, — Томас то ли глубоко вздохнул, то ли набрал в грудь побольше воздуха, приготовившись к длинному рассказу.

— Восемь долгих лет назад в небольшом городке на пустоши жил человек, которого звали Крыса Том. Этот человек не был хорошим, хотя не был и плохим. Он никому ничем не помог и никого особо не обидел. Он не знал своих родителей и не завел семьи. Исчезни он с лица земли — никто бы этого не заметил. На жизнь он зарабатывал собирательством — лазил по свалкам, шарил по руинам. Тащил в город металлолом и макулатуру, древесину и гвозди, в общем, мусор, за который мог заработать разве что кусок чёрствого хлеба. Но ему и этого хватало.

— Потому его прозвали «крысом»? — Эйб разбирался в кличках как никто, сам имея около десятка прозвищ.

— Иногда, впрочем, ему везло, и он находил что-то действительно стоящее, — продолжил священник, будто не замечая вопроса Эйба.

— Тогда Крыса Том мог позволить себе неделю отпуска, которую проводил наедине с бутылкой дешевой бормотухи. Наедине! Ему даже выпить было не с кем!

Так он и жил. Тянулись одинаковые дни, месяцы, годы, десятки лет… Когда он облазил все окрестные помойки и развалины, найти в них хоть что-то было уже просто невозможно. Потому он отправился дальше, чем когда-либо, — в небольшой городок, сгоревший после бомбёжки практически до основания.

В этом городе мало что осталось, кроме углей и сажи. Оттенки черного и серого — вот и весь окружающий пейзаж. Дома представляли собой огромные кучи сажи, будто могильные холмы на кладбище гигантов. На этих кучах, как могильные плиты, валялись покоробленные пламенем и изъеденные ржавчиной металлические конструкции причудливых форм. Чем они были раньше, понять было уже невозможно.

Бояться в этом царстве сажи было совершенно нечего — животные и рейдеры обходили пепелище стороной, на выжженной земле не выросло ни единого растения. Но по какой-то непонятной причине Тому там было жутко. Настолько жутко, что он был готов бежать оттуда, сломя голову, однако шел вперед, тоже, казалось бы, без особой причины.

Несколько домов на окраине, стоящие чуть в отдалении от общей массы, пострадали не так сильно — огонь задел и их, но, будто наевшееся досыта чудовище, оставил на потом. Чуть побродив по городу-пепелищу Том направился именно к ним.

Немного сгоревшей электроники, несколько банок консервов с истекшим сроком годности в пару десятилетий, проржавевший пистолет, который уже никогда не выстрелит, ещё какое-то барахло, не имеющее никакой ценности, — улов Тома был жалок. Он уже хотел бросить бесполезное скитание по полусгоревшим развалинам, однако его взгляд привлек небольшой дом, опаленный со всех сторон, с чернеющими проёмами окон. Почему? Кто теперь скажет?

Дом выгорел дотла изнутри. Казалось, что произошло это за мгновение — как фигуры, построенные из песка, все, что сгорело в доме, было выстроено из сажи. К чему бы Том не прикасался, всё разрушалось, обращаясь в пепел.

В одной из комнат Крыса обнаружил поразившую его картину — будто скрючившиеся угольные куклы, на полу в одинаковых позах эмбриона лежали тела сгоревших людей. Около десятка. У стены, угольный, как и всё остальное, высился письменный стол. Тома словно толкнула к нему невидимая рука. Словно марионетка, подчиняющаяся движению невидимого кукловода, он попытался открыть один из его шкафчиков, но ручка осталась в его руках. Хватило одного удара — дверца шкафчика осыпалась углями и сажей. Изнутри шкафчик был обит какой-то алой, лоснящейся материей. На дне его лежала совершенно нетронутая пламенем книга — единственная вещь, уцелевшая при пожаре… Единственная вещь…

Отец Томас замолчал. Эйб какое-то время ждал продолжения рассказа. Поняв, что его не последует, он нервно сглотнул накопившуюся слюну и прошептал:

— Как же так? Она же из бумаги, почему не сгорела?

— Вот и Крыса Том подумал о том же. Ответ он нашел сразу, как только открыл книгу, — отец Томас вновь поглядел на Библию долгим грустным взглядом. — И найдя один ответ, Крыса тут же нашел ещё тысячу ответов на тысячу вопросов. Даже на те, о которых он никогда и не задумывался. С тех пор его душа, ранее совершенно пустая, наполнилась теперь светом, а жизнь наполнилась смыслом. В тот день Крыса Том умер и родился совершенно другой человек — отец Томас.

Эйб расстроенно ахнул:

— Умер? Не люблю истории с грустным финалом! А как к вам попала его книга?

Отец Томас удивлённо уставился на снайпера, пытаясь сообразить, понял ли он хоть что-то из его рассказа.

— Я выражался фигурально, — пояснил Томас.

Объяснение застряло в воздухе, не найдя адресата, — снайпер продолжал пялиться на священника, хлопая ресницами.

— Крысой Томом был я! — расставил все точки священник.

— А! — многозначительно покачал головой Саммерс, делая вид, что всё понял, а сам подумал — «Зачем же было говорить, что он умер?».

— А знаешь, в чём суть рассказанной мной истории? — решил пойти напрямик Томас, ожидаемо получив от Эйба отрицательный ответ. — Всё дело в том, что изредка Бог творит для нас чудеса. Иногда он будто бы говорит нам: «Поглядите. Я здесь. Я есть». Только вот мы этих чудес не замечаем. Или не хотим замечать. Мне повезло — я своё чудо не проворонил, — священник потряс в воздухе Библией.

— А моё чудо он мне уже посылал? У меня была книга. Про крепость и рыцарей. Очень красивая книга — куда лучше вашей. Но ответов в ней не было. Зато были двигающиеся картинки. Если чудом была другая книга, то я её, наверное, как раз проворонил, потому что на книги особого внимания не обращаю. Откуда же я мог знать, что они так важны, что они могут оказаться чудом?

Эйб мог тараторить бесконечно, но священник прервал его пылкую бессвязную речь, беспардонно перебив.

— Чудо — это совсем не обязательно книга, Эйб. Это может быть всё, что угодно. Да хотя бы вон, — Томас ткнул пальцем в серое, изъеденное рваными облаками небо, — облако в виде… Допустим, в виде святого распятья.

— Или в виде брамина? — с надеждой уставился на священника Эйб.

— Просто облако в виде распятия я могу и не заметить, а уж если оно будет похоже на брамина…

— Или в виде брамина… — махнул на него рукой священник. — На самом деле, Эйб, я считаю, что таким чудом для тебя может быть наша встреча. Вот ваш командир, мистер Колин, со стороны закоренелого атеиста и скептика, утверждает, что наша встреча — удачное стечение обстоятельств. Я же с самого начала искренне полагал, что она была предначертана Богом. Правда, ровно до этого момента мне не до конца было ясно, зачем он свёл нас при таких прискорбных обстоятельствах.

Томас обнял Эйба за плечо, нежно ему улыбнулся и заговорчески прошептал на ухо:

— Теперь я уверен, что он хотел именно этого, — длинные пальцы Томаса заметались в воздухе, несколько раз указав на снайпера и, собственно, на него самого. — Чтобы мы с тобой поговорили. Чтобы ТЫ УЗНАЛ О НЁМ.

Рассказ священника был долог и сложен, зачастую непонятен. Он рассказал Эйбу о восьми заповедях, правда, объяснив, что когда-то их было десять, но одна страница в Библии Томаса была вырвана, а потому два завета на данный момент бесследно утеряны. Не молись ложным богам… Не создай кумира… Не укради… Не убей… Не возжелай… Ещё что-то… Подробно священник остановился на заповеди «Не убей». Рассказал, что человеческая жизнь неповторима и дарована Господом лично ему, а значит, никто, кроме Господа, не имеет права её отнять. Ещё он рассказал о том, что заповеди нужно выполнять беспрекословно, иначе после смерти Бог отправит тебя прямиком в Ад. Ад — это очень плохое место, где жуткие создания с рогами и копытами будут жарить грешников на раскалённой сковороде и творить с ними прочие изуверства. По словам священника, рогатые твари зовутся бесами и ничего общего с браминами не имеют. Для верности Эйб уточнил это дважды. Праведники же — те, кто живёт согласно десяти… то есть, конечно, восьми заповедям, — после смерти прибудут в Царство Божие и будут танцевать в облаках целую вечность. Он рассказал о Нечистом — гнусном антиподе Господа, правившем Адом, и о том, как он, Нечистый, поднимается из глубин Царства своего и совращает людей разными хитрыми способами. Как-то он, прикинувшись змеем, совратил первых людей, оттого и все беды. А ещё есть люди, которые служат Нечистому, как Господу служат священники. Зовутся эти прислужники Одержимыми. Занимаются они делами гадкими, богопротивными, тянут людей светлых и безгрешных во грех, чернят их светлые души.

От рассказанного у Эйба закружилась голова, столько новой информации он не получал никогда. Тут же пришла горечь понимания того, что он, Эйб, никогда не поймёт толком, кто такой, на самом деле, этот замысловатый Бог.

Видя его недоумение, Томас легко рассмеялся.

— Не пытайся понять его умом, Эйб, из этого решительно ничего не выйдет! — руки священника легли на виски снайпера, а светлые глаза впились в его нутро. — Попытайся понять его СЕРДЦЕМ!

Все тягостные мысли словно сдуло ветром, голова снайпера прояснилась.

— Ум будет тебя дурачить, — продолжал отец Томас. — Он не способен понять Бога, а то, чего он не понимает, то он и не приемлет. Просто ВЕРЬ! ВЕРЬ НЕ РАЗУМОМ, ВЕРЬ СЕРДЦЕМ! Верь в то, о чём ты сам догадывался всегда, — ВСЁ ЭТО НЕ ПРОСТО ТАК, ВСЁ ЭТО СОТВОРЕНО ГОСПОДОМ, ЗАДУМАНО ИМ!

«А разве я догадывался? — подумал Эйб. — Наверное, догадывался, раз так говорит Томас. Точно догадывался! Кажется, в прошлый четверг… Или пятницу… Не так уж важно. Но я практически уверен, что догадывался. Просто потом забыл, дырявая голова».

— Я догадывался, — уверенно прошептал снайпер, повинуясь нахлынувшему озарению.

— Все мы догадывались, — покачал головой в ответ отец Томас.

— Все… — зашептали люди, которые, как оказалось, неслышно собрались вокруг, пока Эйб и Томас вели свой диалог.

— Бог любит нас всех, — невпопад ляпнул лохматый юнец в драных штанах и улыбнулся Эйбу страшной беззубой улыбкой старика.

— Любит, — в подтверждение его слов закивал священник. — И защищает. Всех верующих в него, всех, кто его принял.

— Любит… Защищает… — хором зашипела толпа, поддакивая.

И тут произошло что-то невообразимое — из глаз Эйба ручьём полились слезы.

Крепость (рассказ). Крепость (рассказ).

— Чего мы тут сидим? Чего ждём? — недоумевал Такер, с трудом сводя на объёмном животе пластины усиленной брони. — Ждём, пока бандитов станет больше, чем у нас патронов? Так этот момент не за горами! У меня в загашниках от силы три ленты наберётся, а мне три ленты на один зубок, и то если экономить. Надо уходить отсюда, пока мы ещё можем. Выйти из этих развалин как на параде и растоптать каждого сукина сына, что встанет на пути! В конце концов, это всего лишь банда наркоманов и сумасшедших!

— Слишком большая банда, слишком хорошо организованная и на удивление хорошо вооруженная. В стенах этих развалин мы в безопасности, а вот выйдя наружу, окажемся на открытой местности и мало что сможем сделать, если они нападут с двух сторон, — Колин с тревогой вглядывался в руины небольшого города, название которого уже никто не вспомнит. — Так что мы останемся тут ожидать подкрепление, а рейдеры пусть нападают. Пусть стреляют вслепую, тратя патроны и теряя людей. Благо Эйб не подпустит их близко.

— Я больше никого не убью… — хлюпнуло что-то за их спинами, неожиданно и оттого слегка напугав.

Это был только что упомянутый Эйб — зареванный, скуксившийся, с трясущимися губами, отчаянно сжимающий в вытянутых руках свою винтовку. Она звякнула о кирпичи, когда снайпер разжал пальцы.

Он уронил её не случайно, он специально бросил её! Безжалостно бросил на кирпичи вещь, которую любил больше, чем друзей и отца, вместе взятых. Любил неистово и беззаветно. Он, верно, считал её частью себя — чистил сто раз на дню, никому, ни при каких обстоятельствах, не давал из неё стрелять. А теперь он её бросил. На кирпичи.

— Как? — единственное, что мог сказать в тот момент командир, ошарашенный поведением, необычным даже для такого странного парня, как Эйб.

— Я больше… никого… не убью… — повторил снайпер, то и дело вздрагивая, обрывая фразу, как проревевшийся ребенок.

— Это ещё почему? — округлил глаза Колин.

— Нельзя, — шмыгнул носом Эйб, пожав плечами. — Бог не велит, — а потом, через несколько секунд затянувшейся паузы, сухо добавил. — Грех.

— Бэйб, — проворчал Такер, нахмурившись. — Кончай-ка ты с этой хернёй — ты меня пугаешь.

— Подними винтовку, Саммерс! — выйдя из оцепенения, пробубнил командир, а потом уже уверенно и чётко рыкнул. — Быстро!

Но Эйб и не думал повиноваться приказу, он отвернулся и молча побрёл куда-то вглубь церкви. Бэнгс и Колин, проводив его удивленными взглядами, растерянно переглянулись. Им не впервой было наблюдать за выкрутасами чудаковатого снайпера, но обычно он становился шелковым после первого же крика командира или после затрещины пулемётчика — это смотря кто первым успевал его образумить. Но нынешний «снос башки» Эйба Саммерса разительно отличался от всех предыдущих.

— Чего это он? — пулеметчик озадаченно смотрел вслед исчезнувшему среди руин снайперу.

— Свихнулся вконец, — констатирован Колин, скрипнув зубами и представляя, наверно, как впился ими в шею идиота.

— Командир, — вдруг нахмурился Бэнгс. — Его нужно срочно приводить в себя. С минуты на минуту пустошные вернутся. Нам без Эйба будет тяжело. Нам без Эйба… конец!

— И то верно, — согласился Колин. — Ну, это ничего, я ему сейчас мозги-то вправлю!

Командир рванул с места вслед за снайпером.

— Ты ему затрещину отвесь, от всей души так, по затылку. Это всегда помогало, — крикнул ему вслед Такер, а потом добавил себе под нос: — Переключатель у него там, что ли?

Найти Эйба было несложно — он, затесавшись между последователями отца Томаса, внимал очередной его речи, отвесив челюсть. Командир, не церемонясь, выволок его из толпы за ухо, как нашкодившего ребёнка. Оттащил поодаль от удивлённых глаз, усадив точно на ту же лавку, на которой Эйб совсем недавно вёл беседу со священником.

— Ты что, простодырый, сказок наслушался и в Боженьку уверовал? — брови командира взлетели вверх, он зло уставился на снайпера.

То, что он увидел, ему не понравилось, — Эйб, улыбаясь как полоумный, кивал головой.

Это окончательно вывело Колина из себя.

— Никто этого Бога и в глаза не видел, никаких доказательств существования его не было и нет! — заорал он, размахивая руками прямо перед лицом своего подчиненного. — Ты подумай своей пустой головой! Подумай, удосужься! Один раз, не больше, глядишь, не надорвёшься! — указательный палец командира упёрся в лоб Эйба.

— И нечего тут думать, — замотал башкой Эйб, будто стряхивая палец. — Голова меня одурачит, скажет, что Бога нет. В Бога нужно верить сердцем, — снайпер, довольный собой, похлопал ладонью по правой стороне груди, там, где, по его мнению, оно и находилось.

«Ладно, безмозглый, первый раунд за тобой», — насупился командир, однако, взяв себя в руки, попытался говорить как можно более спокойно:

— А как думаешь, Эйби, детка, как к твоему неожиданному просветлению отнесется Алистер Саммерс?

Командир знал, куда бить, — отец Эйба был властным и злобным человеком, он занимал один из высших военных чинов Братства Стали. Эйб был его единственным ребенком, поздним и долгожданным. Стоит ли говорить, какие надежды родители возлагали на его хрупкие детские плечи? И стоит ли говорить, что Эйб не оправдал их на все сто процентов? Учёба ему не давалась — мозгов и упорства не хватало, но и это было полбеды. Настоящая беда заключалась в том, что он и в быту был беспредельно туп. В десять лет бедолаге грозил пинок под зад на пустоши, подальше из бункера Братства. Тупой, безалаберный и бесхребетный, Эйб казался Братству ненужным, а ненужных в нём не терпели. Спасло его тогда чудо — парнишка неожиданно обнаружил в себе снайперский талант. Как ему впервые попала в руки винтовка, Эйб уже и не помнил, но, почитай, каждая пуля, которую он посылал в цель, её находила, ложилась «в десяточку». Эту способность Эйба нашли полезной, парня оставили в Братстве. С посыла Алистера Саммерса сразу по окончании обучения новоиспеченного снайпера поместили в разведывательное отделение, под неустанный контроль жесткого и принципиального командира Эдварда Колина. И тот уже пять лет держал дурака под уздой. Долгих пять лет. Ровно до этого дня.

Услышав имя отца, Эйб заметно стушевался: глаза забегали, губы превратились в прямую линию, парень сжался в комок. Колин не мог этого не заметить и решил дожимать перепуганного простака.

— Боишься? И правильно делаешь, — кивал командир. — Зная Алистера Саммерса, могу утверждать совершенно точно, — если он узнает о твоих безумствах, тебе не поздоровится.

— Боюсь, — совершенно честно признался Эйб, будто сжимаясь ещё сильнее. — Но Бога я боюсь больше.

От услышанного Колин потерял самообладание. Он напрягся, задержал дыхание, стал красный как рак, на его шее и лбу вздулись синими змеями вьющиеся вены, глаза выкатились, брови злобно сдвинулись, зубы, привыкшие к скрипу, теперь трещали, кулаки сжались до онемения, до судорог в предплечьях. Гнев и безысходность, перехлестнув через край терпения, нашли свой выход точно так, как советовал Такер. С размаху. Наотмашь. Изо всех сил. Командир отвесил парню смачную затрещину — вдарил металлической перчаткой по стальному шлему болвана. Тот звякнул как пустая чугунная ванна. Башку Эйба так сильно мотнуло вперед, что, казалось, она оторвётся. Снайпер с обидой и грустью глянул на командира, впервые распустившего руки.

— Хоть убейте, в людей стрелять я не стану, — пробубнил он.

Командир будто язык проглотил, даже сказать ничего не смог, — махнул рукой на упёртого дурака и, силясь не пристрелить его, ринулся к человеку, ответственному за его помешательство.

— Сломался переключатель, — горестно махнул рукой Такер, наблюдающий за разговором со стороны.

Крепость (рассказ). Крепость (рассказ).

— Все вон! — повинуясь приказу разъяренного Эдварда, верующие отпрянули в стороны. — Ты, останься! — указательный палец командира наметил цель — отца Томаса.

Священника это не удивило: он остался спокойно сидеть на грязных ступеньках, тепло улыбаясь Колину. Ни один мускул на его лице не выдавал озабоченности или напряженности.

— Внимательно слушаю вас, — священник указал командиру на ступеньку, приглашая присесть; тот проигнорировал его предложение, сразу перейдя к сути дела.

— Вы говорили с моим подчиненным. С рядовым Саммерсом, — Колин буравил отца Томаса взглядом.

— С Эйбом, да, конечно, — закивал священник, улыбнувшись ещё шире. — Очень… необычный молодой человек.

— О, да! — издевательски закивал с ним в такт командир. — Эйб не обычный молодой человек — он как большой ребёнок, такой же обидчивый и любознательный, а, самое главное, такой же впечатлительный. Да что там греха таить — он умственно отсталый, — Этот факт не стал для отца Томаса открытием. — Так вот, вы перепугали ненормального парня своими сказками про ангелов и бесов. Перепугали до полусмерти. Запудрили его дырявые мозги.

— Позвольте, милейший. В чём вы меня обвиняете? — с необычной для него резкостью запротестовал священник. — Молодой человек сам пришел ко мне. Он задавал мне вопросы, а я лишь отвечал. Только и всего.

«Надо же, а ведь он, по сути дела, прав», — с горечью подумал командир. «Я сам, собственной персоной, направил простака разговаривать с отцом Томасом». От этой мысли стало дурно — поговори он с Эйбом сам, наберись чуть больше терпения, и всей этой ситуации можно было легко избежать. «Но кто мог такое предвидеть?» — тут же оправдал сам себя командир. «Это чёртов святоша промыл тупорылому снайперу мозги, а я тут совсем ни при чём!»

— Север, — крик Риза прокатился над «крепостью» безжалостным грохотом. — Десять.

По загривку командира ринулась волна холодных мурашек. Это должно было произойти рано или поздно, и хоть случилось поздно, всё же некстати.

— Такер, удерживай север! — как можно более холодно рыкнул Колин.

Толстяк-пулеметчик, подхватив миниган, чертыхаясь, полез на завалы.

— Вы, кажется, не понимаете, что сейчас происходит, Томас, — командир наклонился к священнику, зашипев ему в ухо. — Эйб дурак, да. Он, скорее ребёнок, нежели взрослый, — туго соображает, пишет как малое дитя, считает с трудом до десяти, загибая пальцы. Но именно этот дурень лучший снайпер братства. Я не знаю, кто вложил в него эту способность, — Бог или Дьявол, знаю одно — она нам сейчас нужна! Очень нужна!

— От дьявола мне ничего не нужно, мистер Колин, — вполголоса проговорил священник, будто сам не был уверен в своих словах.

— Когда рейдеры поймут, что наш снайпер вне игры, они перестанут осторожничать и начнут полноценную атаку, — командир будто не заметил ремарки священника. — Мы захлебнёмся их свинцом. А когда умрём мы, бандиты доберутся до вас и ваших людей! И тогда ваш Бог расплачется, увидев, как страшна и мучительна ваша смерть.

Эти слова заставили отца Томаса содрогнуться — его улыбка искривилась, поползла.

— Вы заварили эту кашу, вам её и расхлёбывать! — заключил командир.

— Да что же я, по-вашему, могу сделать? — отнекивался священник, разводя руками.

— Делайте что угодно, святой отец! — шипел сквозь сжатые до скрипа зубы командир. — Скажите ему, будто с вами разговаривал Бог и велел наказать Эйбу, чтобы тот убивал рейдеров. Чтобы он уничтожал их, устраивал ежедневные рейдерские геноциды! Скажите ему, что если он ослушается, Бог его проклянёт, а потом отберёт у него винтовку, которую он любит больше жизни! Говорите что угодно, что придет в голову! Врите, Томас, спасайте свою жизнь, спасайте свой приход!

— Но я не могу врать! — священник вскочил со ступеней, вытянулся, возвысившись над низкорослым Колином. Перед лицом командира он замахал чёрной маленькой книжкой. — В святом писании сказано…

— Тогда ты умрёшь! Мы все умрём! — рука командира, облачённая в тяжелую стальную перчатку, обрушилась на плечо отца Томаса, от её тяжести священник осел, став одного роста с Эдвардом. — Если бог и притащил нас сюда, то не для того, чтобы мы, обратившись в верных христиан, сдохли, а для того, чтобы, оставшись неверующими, помогли выжить вам! — сам не ведая того, Эдвард, сжав стальной хваткой плечо священника, нервно его трепал.

— Хорошо! Я поговорю с ним! Поговорю! — святой отец пытался вырваться из железных объятий взбешенного командира.

Эдвард, будто придя в себя, отпустил священника.

— У нас мало времени, поторопитесь, Томас! Вы слышали Риза? Они уже идут.

Отец поправил воротник, наспех одёрнул рясу, скомканную командиром, отдышался. Затем с ноткой презрения косо глянул на Колина, набычившегося, озлобленного, нервного, улыбнулся ему, но в этот раз как-то натянуто и неестественно, после направился к Эйбу.

— Запад и восток… — вновь гаркнул Риз. — Много. Не спешат.

Снайпер схоронился между упавшими плитами. Он сидел в уголке, согнувшись, поджав колени к груди, обняв их руками, а между ними спрятав голову. Поза эта более всего напоминала маленького ребенка, обидевшегося на всех вокруг. Священник устроился на корточках рядом.

Где-то из-за завалов северной стены послышались первые выстрелы, в ответ им несколько раз коротко рыкнул пулемёт — Такер пытался экономить боеприпасы.

— Эйб, ты, право слово, сделал из моих слов совершенно нелепые выводы, — криво улыбаясь, начал разговор Томас.

Было видно, что разговор причиняет священнику неудобство.

— О чем вы, святой отец? — прошептал Эйб, удивленно поглядывая на него из-под скрещенных на коленях рук.

— По-твоему, дать бандитам убить нас — это благое дело? Ты думаешь, именно этого хочет Бог?

— Нет, — запросто согласился со священником снайпер. — Бог добрый, с чего бы ему хотеть нашей смерти?

— Совершенно верно! — воскликнул Томас, обрадованный маленькой победой. — Бог не хочет нам плохого, а, следовательно, он не одобрил бы твоего дезертирства. Твои друзья говорят, что без тебя они не удержат оборону, а значит, мы все можем умереть. Вывод прост — подними свою винтовку и возвращайся на позицию.

— Вы пытаетесь меня запутать? — Эйб с недоверием глянул на отца Томаса. — Совсем недавно вы говорили совершенно по-другому. Вы говорили, что убивать — тяжкий грех, что каждая жизнь священна. Грешники будут жариться на сковороде, а праведники танцевать в облаках целую вечность! Теперь же вы говорите, что Бог хочет, чтобы я убивал. Я, конечно, не люблю танцевать, но на сковородку не хочу уж точно.

— Он не хочет этого, — замотал головой священник, прикрывая глаза руками, ненавидя сейчас сам себя. — Но если ты и убьешь сейчас пару-тройку бандитов, то он не станет на тебя за это слишком сильно злиться… С поправкой на сложившуюся ситуацию…

— Убийство в любом случае смертный грех, — недоумевая, цитировал слова Томаса Эйб. — Зачем вы толкаете меня на сковороду?

— Да я… — развёл руками священник, случайно коротко, нервно хихикнув. — Да я и не толкаю, вовсе… Я просто… Думаю вот что... — в воздухе повисла пауза длиной в несколько секунд. Тишина в полной мере отражала весь спектр мыслей озадаченного священника.

Первым её нарушил Эйб.

— Вы обманываете меня, — вдруг догадался он, окинув вруна неожиданно пронзительным взглядом. — Вы толкаете меня во грех. Вы будто заодно с Нечистым.

Священник оторопел, он не находил более ни одного аргумента, чтобы убедить дурачка взяться за оружие.

— Не переживайте, Томас, — видя замешательство священника, Эйб приободряюще обнял его за плечо, а потом, наклонившись, прошептал на ухо. — Бог любит нас. И защищает всех, кто в него верит, кто его принял.

Томас обезоруженно посмотрел на Эйба. Его взгляд встретила приветливая улыбка, на мгновение священнику показалось, что он увидел своё искаженное отражение.

Тем временем выстрелы со стороны руин становились всё чаще. Пулемёт Такера огрызался в ответ всё реже. Командир стрелял короткими очередями, постоянно меняя позицию, перебегая от одного окна восточной стены к другому. Риз стрелял одиночными прямо с башни, но короткоствольный плазменный автомат бил на дальнее расстояние не более прицельно, чем пулемёт Такера.

Крепость (рассказ). Крепость (рассказ).

Взрыв грянул неожиданно. Будто огромный кулак ударил в западную стену храма с наружной стороны — она выгнулась внутрь пузырём, изошла сотнями трещин и в то же мгновение разлетелась на тысячу мелких кусков. Вслед за ней, спустя пару секунд, треща и извергая клубы пыли, рухнула башня. Груды кирпича и бетонные плиты смяли под собой винтовую лестницу и заживо похоронили под своими обломками Риза, занявшего позицию на вершине строения. И не успела пыль улечься, как внутрь церкви через брешь в стене хлынул нещадный поток свинца, обращающий в щепки резные лакированные скамейки, убивающий людей, пытающихся спрятаться за ними. Плеская в стороны алыми брызгами крови, крича и ахая, люди валились в причудливых позах на пол, чтобы больше не подняться.

Обломки кирпича посыпались с неба, барабаня по дощатому возвышению и трибуне. Стены «крепости» трещали, скрежетали, покрывались кривыми линиями изломов и трещин. Вниз со стен сорвались пласты штукатурки, те, что чудом ещё держались на них спустя столько лет. Крест, висящий на стене, пошатнулся, проволока, что крепила его правую лопасть, лопнула, его перекосило. Висящее на кресте чучело приняло забавную позу — голова наклонилась вправо, её запрокинуло. Казалось, что оно с неподдельным интересом наблюдает за исходом боя.

Прореху в обороне — дыру от взрыва в стене — заслонил собой Такер. Пулемётчик, словно стальная гора, вырос в проёме дефекта. Пули рейдеров зазвенели о его силовую броню, рикошетили, оставляя на блестящих пластинах небольшие вмятины. Его миниган сперва засвистел, раскручивая барабан, а после зарычал, изрыгнув в брешь через стену пепла и пыли огонь и свинец. Пулемёт хрипел, захлёбываясь, встречный поток пуль сначала заметно поутих, а после вообще прекратился. Вскоре барабан сбавил темп, постепенно останавливаясь, затихая. Такер стоял в уродливом проёме, всматриваясь в руины сквозь оседающую пыль.

Эйбу вдруг показалось, что Бэнгс неуязвим.

То, что произошло в следующую секунду, доказало обратное — из дымовой завесы молнией метнулась ракета, ударив Такера в грудь. Едва снаряд коснулся стальной оболочки пулеметчика, грянул взрыв. Бэнгс буквально разлетелся на куски. Его торс обратился в красную кляксу, брызнув внутренностями. Отчлененные руки разлетелись в стороны, ноги впечатало в грунт. Голова, описав в воздухе причудливый полукруг, упала в паре метров от Эйба. Шлем пулемётчика сверкнул алой буквой «Т», закатившиеся глаза без интереса разглядывали пустоту.

Командир ответил короткой очередью, направленной в пыльную завесу. Туда же, одна за другой, полетели гранаты. Грянули взрывы, после которых наступила тишина. Затянувшаяся опасная тишина.

Оставшиеся в живых опасливо поднимались с пола. Кто-то для того, чтобы отползти подальше к стене, остерегаясь нового потока пуль, кто-то, чтобы помочь дергающимся в агонии раненым. Отец Томас поднялся одним из последних. Священник дрожал, испугано мотал головой, оглядывая место бойни, как будто не мог поверить в ужас, творившийся вокруг него, — в замершие на полу трупы тех, кто совсем недавно был жив, кто просил его совета и благословения, кто беззаветно верил каждому его слову. Неестественная смерть этих людей казалась священнику абсолютно бессмысленной, а от того страшной. Затем его взгляд упал на Эйба, холодно наблюдающего за всем происходящим со стороны. Дураку будто бы не было до всего этого кошмара никакого дела, он просто сидел и пялился через отсутствующую крышу на небо, выискивая что-то в облаках.

— Все они умерли из-за тебя! Это ты их убил! — шепот священника перешел в крик, разорвавший осторожную тишину, установившуюся в разваливающейся на куски «крепости».

Томас, бранясь и выкрикивая проклятия, бросился к Эйбу. Его руки легли на горло снайпера, длинные пальцы обхватили его и с силой сдавили. Эйб распахнул рот, губами хватая воздух, но удушению своему не препятствовал. Томас сдавливал его глотку всё сильнее, будто желая услышать хруст её хрящей.

— Из-за тебя! — визжал он. — Ты их убил!

— Спокойно, святой отец, — железная рука командира, ухватив священника за шкирку, оторвала его от задыхающегося Эйба. — Не берите грех на свою светлую душу. Если наш новоиспеченный «святой» не погибнет здесь и сейчас, его ждёт трибунал Братства, чьи приговоры стократ страшнее ваших потных ладоней.

— Черти тебя дери! — всё ещё кричал святой отец, пытаясь вырваться из рук командира, брыкаясь, словно пёс на поводке. — Жалкий недоделыш, в аду тебе гореть!

— Уймитесь же! — железная пощёчина отправила священника на землю, застланную плотным покрывалом битого кирпича.

Оплеуха протрезвила отца Томаса, из него словно демон изошел.

— Извините. Право слово, я вышел из себя, — пробубнил он, медленно поднимаясь с земли, а после, попытавшись сделать вид, будто ничего не произошло, промямлил. — Безбожники отступили?

— Нет, — командир искоса глянул на священника, принимая его извинение. — Зачем им это теперь? Превосходство на их стороне. Перегруппируются и вернутся вновь. Совсем скоро.

— И что нам делать? — священник умоляюще уставился на командира.

— Небольшой шанс выжить у нас всё же есть. Мы здесь давно, помощь, наверное, совсем рядом. Возможно, уже в десяти минутах хода… Возможно… Цель одна — держать оборону до её прибытия. Сейчас нам нужен каждый оставшийся в живых.

— Но патроны у нас закончились ещё до вашего прихода, — посетовал священник.

— Вооружайтесь палками, кирпичами, ножами. Берите любое оружие, что попадется под руку. Вот, например… — в руки священнику отправилась винтовка Эйба. — Стрелять умеете?

— Когда-то умел, — священник с интересом осмотрел замысловатое оружие. — Но из подобного не приходилось.

— И мне не приходилось. Никому из нас, — покачал головой командир. — Эйб не позволял стрелять из неё. Но в ближнем бою толк от неё небольшой. Стреляйте как получится, только одно учтите — отдача у неё очень крута.

Крепость (рассказ). Крепость (рассказ).

Люди были перепуганы, но к предложению отца Томаса отнеслись понимающе — защищаться так защищаться. Лысый дед подобрал где-то увесистую палку, юный оборванец вооружился складным ножом, женщина с бородавками собирала обломки кирпича, остальные находились в процессе поиска подходящего оружия, когда вдруг подал голос Эйб.

— Он обманывает вас! — выкрикнул снайпер, не высовываясь из своего укромного уголка. — Я думаю, что он заодно с Нечистым.

Люди, грязные, перепачканные кровью и пылью, бросили возню в обломках и уставились всеобщим взглядом на Эйба.

— Он вас искушает, как змей, — пояснил своё высказывание снайпер. — И меня пытался, ещё и часа не прошло.

Жаждущие объяснений взгляды вновь скользнули на отца Томаса.

— Да как ты смеешь? — выпучил глаза святой отец. — Пару часов как про Господа разузнал, а уже возомнил себя экспертом в религиозных вопросах? Да будет тебе известно, мальчишка, что одержимые Нечистым говорят на латыни и боятся святого распятья.

Люди вновь посмотрели на Эйба.

— Баланальных вещей, к слову, он не знает. Навроде того, почему брамины двухголовые. А как про одержимость услышал, так целую лекцию прочитал. — как можно более иронично бросил снайпер. — Задело видимо. Змей, одним словом. Змей и есть.

Десяток взглядов непонимающе вперился в священника.

— Да чего тебе дались эти проклятые брамины?! Родственные связи дают о себе знать?! — завопил Томас, активно жестикулируя и канюча как клоун. — Может, для того они двухголовы, чтобы в две глотки траву щипать, а может, для того, чтобы в два языка яйца себе вылизывать! Так ли оно важно, полоумный?!

Эйб не знал насколько это важно на самом деле, но верил всё же, что важно… хоть в какой-нибудь степени.

— Там, в грязи, среди обломков, — продолжил священник, обращаясь к остаткам своего прихода, — лежат тела Маргарет и Льюиса, Портера и Эйджа, Френсис и Абигейл. Все они погибли по вине этого идиота.

— Вообще-то я жива, — нервно хихикнула женщина средних лет с растрёпанными волосами и массивным тёмно-синим кровоподтёком, залившим правый глаз в узкую щель.

— О, я так рад! — нервно улыбнулся священник, косо глянув на выскочку, не могла, мол, помолчать минутку. — Только вот, может статься, что это ненадолго!

Абигейл сконфузилась, как, впрочем, и все остальные. Такого Томаса не видел никто и никогда — раздаривающего гневные взгляды, озлобленно кричащего.

— Нам придется себя защищать. Защитить самим, потому что теперь сделать это некому! — взывал к приходу священник.

— Нам нужно молиться за спасение наших душ, а не очернять их богопротивными поступками! — убеждал в обратном Эйб. — А станете убивать — в Ад вам дорога. Так, между прочим, в Библии написано. Сами говорили. Разве нет?

— Жизнь куда сложнее, чем краткие выдержки из святого писания! Бывают ситуации, в Библии не описанные. Наша как раз из таких, неописанных. У нас тут выбор между жизнью грязного отребья, бандита и наркомана, и человека, живущего согласно законам божиим. Господи, да даже Иисус в такой ситуации, не задумываясь, размозжил бы пару черепов! — священник кричал, вскинув вверх правую руку, сжимающую винтовку.

Полы его грязной рясы полоскали на ветру лентами и обрывками. Томас казался Эйбу чёрным пятном, кляксой, распластанной на кирпично-красном фоне потрескавшейся стены. Позади священника, на стене, мерно раскачивался огромный крест, жуткое чучело на нём размеренно мотало головой, словно не соглашаясь с тем, что говорит отец Томас.

Тяжелое оружие скользнуло в трясущейся вспотевшей руке. Томас попытался перехватить его, но вышло это очень неуклюже — зацепил спусковой крючок, винтовка выстрелила. Резкая тяжелая отдача откинула ружьё, оно садануло священника в пах. Томас пошатнулся, не сумел устоять на ногах, шлёпнулся навзничь на дощатый пол. Пуля ударила в висящий над трибуной крест. Остатки проволоки, кое-как крепящей его к стене, издав неприятный металлический скрип, переломились. Крест рухнул вниз, на распластанного по полу священника. Деревянная махина впечатала его в пол. Хруст сломанных костей смешался с треском переломанных досок настила. Святой отец умер мгновенно, не успев даже вскрикнуть. Его ноги, торчащие из-под креста, безвольно отплясали короткий причудливый танец, потеряв сандалии, после резко вытянулись, затем обмякли.

— Пожалуй, я буду делать то, что предложил Эйб, — покачал головой лысый старик, не без удивления разглядывая прибитого символом христианства отца Томаса. — Буду молиться, и нам поможет Господь.

Остальные согласно закивали головами.

Командира обуяла истерика.

— Он же идиот! Умственно отсталый!!! — заорал он так громко, как только мог. — Он зад свой не сумеет как следует подтереть, а вы его слушать вздумали?! — Колин махал руками, хрипел и рычал, сыпал угрозами и проклятиями. — Берите оружие! Защищайте свои жизни!

Эйбу вдруг показалось, что командир своим криком, как обычно, докажет всем свою правоту, что люди послушаются его, как слушались Риз, Такер и сам Эйб, что они возьмут в руки камни и палки, и примутся обороняться, чем очернят свои светлые души.

Но вопли командира никого не тронули. Люди, опасливо поглядывая на Колина, — не пришибёт ли и его какая-нибудь махина — ушли в центр здания и уселись на колени подле Эйба. Тот приветствовал своих последователей доброй улыбкой.

Колин обильно сплюнул в их сторону. Он уже не кричал и не бился в истерике — молча присел на кирпичи, сбросил свой шлем и пронзительно захохотал. Эйб видел командира смеющимся всего пару раз, тот смех, сдержанный и чуть слышный, разительно отличался от этого, раскатистого и дикого.

Смех заглушили выстрелы — рейдеры вернулись вновь. Уже не осторожничая, несколько бандитов влетели внутрь «крепости» сквозь пролом в стене. Командир встретил их длинной очередью и отборными матюгами. Выстрелы послышались и с севера — пара рейдеров окопалась в завалах. Последняя граната командира отправилась туда. Она описала в воздухе полукруг, но, отскочив от одного из обломков, откатилась к восточной стене. Её резкий хлопок прервал какофонию выстрелов и криков. Основание стены, и без того покрытой сетью трещин, превратилось в фонтан кирпичных брызг. Стена ссыпалась внутрь на головы людей нещадной каменной лавиной.

Крепость (рассказ). Крепость (рассказ).

Кто-то пытался бежать, кто-то застыл в страхе, лишь вскинув вверх руки, пытаясь защититься. Погибали и те, и другие — мелкие осколки лупили по головам, проламывая черепа, крупные катились по земле, сминая хрупкие человеческие тела.

— Куда же вы?! — кричал Эйб, не двигаясь с места. — Мы под защитой Господа нашего! Разве вы не видите?

Обломки сыпались градом, звеня о его силовую броню, не причиняя снайперу вреда.

Один из огромных обломков ударил в пол, по инерции кувыркнулся, покатился по земле и рухнул на командира. Под плитой оказалась нижняя половина его тела по самую грудь. Безжалостный напор кирпичной массы раздавил броню, из дефекта вырвался фонтан разноцветных искр. Командир кричал, пытался вырваться, скинуть с себя громаду, но это не удалось бы и целой роте Братства Стали.

Затуманенный взгляд Эйба скользнул по руинам, они больше не напоминали ему крепость — обычные развалины. Церковь? Пусть будет церковь, плевать. «Как же здесь теперь будет жить Бог?» — вдруг подумалось ему, но потом он вспомнил, что Господь всемогущ и всесилен, и успокоился — отремонтирует.

Со всех сторон в руины лезли рейдеры. Некоторые выпрыгивали из клубов пыли отчаянно и безрассудно, размахивая бейсбольными битами или кусками арматуры, другие появлялись медленно и опасливо, выползали из развалин, озираясь через прицел оружия. Поняв, что им ничего не угрожает, что защитники крепости пали, рейдеры кидались обыскивать карманы мертвецов, жадно набрасывались на их пожитки. Раненых они нещадно добивали. Патроны не тратили, работали руками — забивали камнями или палками, не обращая внимания на мольбы о пощаде, а то и смеясь в ответ. Свора животных. Звери. «Ох, и достанется вам от Бога за эти хулиганства!» — мысленно погрозил им пальцем Эйб.

Вслед за рейдерами в развалины вошел рослый детина в грязном и рваном подобии костюма. Кажется, когда-то костюм был желтым. На пиджаке ещё читалась модная давным-давно косая полоска. На голове рейдера красовалась шляпа, игриво сдвинутая на бок, в нескольких местах она была прострелена. Туфли бандита — пыльные, оцарапанные, с закруглёнными носами — подчёркивали его «деловой» имидж. При ходьбе их подошвы звенели об обломки кирпича, обильно разбросанные по полу, словно были обиты сталью. За собой рейдер волок обрубок арматуры длинной около метра. На одном конце стального прута красовалась бетонная нашлёпка с вделанными в неё железными шипами. Эта примитивная конструкция более всего напоминала булаву. Подобное оружие никак не вязалось с внешним видом бандита.

Появление этого странного типа вызвало перемену в поведении рейдеров — они бросили мародёрство, затихли, уставились на него, следя за каждым движением. Эйб видел такое поведение не раз, наблюдая в оптический прицел своей винтовки за стаей койотов, обитающей поблизости от бункеров братства, — так вели себя звери перед своим вожаком — поджимали хвост, горбились, лебезили.

Вожак окинул развалины усталым медленным взглядом, его внимание привлёк Колин, который всё ещё корчился под бетонной глыбой, будто не теряя надежды сдвинуть её. Рейдер присел около него на корточки, долго изучающе смотрел на страдания Эдварда, что-то ему сказал, понимающе покачал головой, услышав ответ. Поднялся, постоял немного, протяжно зевнул, широко открыв рот, а после, резко вскинув свою импровизированную булаву, обрушил её на голову Колина.

Лицо командира деформировалось — там, куда пришелся удар, оно смялось, из носа и ушей ручьями брызнула тёмно-вишнёвая кровь. Правый глаз неестественно выпучился из переломанной глазницы, с укоризной уставился на Эйба. Однако рейдер не остановился, он продолжал бить, превращая голову жертвы в кровавый жмых. Арматура взлетала вверх и опускалась вниз снова и снова. Вскоре её бетонный набалдашник покрылся жирным слоем липкой смеси из крови и размозженных мозгов. Тёмно-вишнёвая каша брызгала в стороны после каждого удара, тянулась шлейфом за набалдашником, когда он взлетал вверх.

Эйб отвернулся, не в силах больше наблюдать за кровавой расправой. «Что-то Бог не торопится меня выручать», — обеспокоенно подумал снайпер. Его замутило, в глазах поплыло, развалины завертелись каруселью. Мимо отчаянным хороводом понеслись рейдеры и трупы, стены и обломки, грязь и кровь. Взгляд как-то сам собой остановился на Библии, она лежала в нескольких метрах от тела Томаса. Дощатый настил в этом месте занимался пламенем после последнего взрыва, юркие огненные языки резво подбирались к книге. Библия была раскрыта, на её страницах, пожелтевших от старости, был нарисован тот же человечек, что красовался на обложке, — длинноволосый весёлый бородач в бесформенном балахоне до пят. Под ним крупными буквами было написано: «Заповедь пятая — не обманывай!».

Эйб не успел ещё толком разглядеть надписи и картинки, как книга вспыхнула — языки пламени заплясали на её раскрытых страницах, листы стали чернеть, превращались в сморщенные чёрные комочки, а потом вереницей крупных неторопливых хлопьев взмывали вверх, в воздух, будто не весили и грамма.

— Она горит, — сказал Эйб сам себе. На глаза его навернулись слёзы, а губы скуксились, как у обиженного пятилетки. — Горит!

Кирпичи вновь затрещали, крошась под поступью кованых ботинок. Эйб понял, что этим широким уверенным шагом к нему приближается смерть. Он покорно уставился в пол, не в силах поднять глаза. Вскоре на него угрожающе наползла огромная деформированная тень, а прямо перед носом повис окровавленный кусок бетона, ощетинившийся стальными шипами. Он мерно раскачивался на ржавой арматуре, зажатой в запачканной кровью руке. Эйб вжался в стену, зажмурился, будто опасность исчезнет вместе с восприятием ужасающей действительности. Тщетно. Рейдер всё ещё стоял рядом — снайпер слышал его шумное дыхание, чувствовал на себе тяжелый взгляд.

— Посмотри на меня, — хриплый булькающий бас повелевающе громыхнул откуда-то сверху.

«Бог», — подумал снайпер, зажмуриваясь ещё сильнее. «Самое время появиться и вытащить меня из этой передряги. Мне тут, того и гляди, башку расшибут!».

— Посмотри. На. Меня.

«Нет уж, дудки».

— Боишься.

Это был не вопрос, а конкретное утверждение. Оно задело Эйба до глубины души, хотя он и вправду боялся и отдавал себе в этом отчёт. Повинуясь переборовшей страх злости, снайпер поднял голову и одарил своего обидчика взглядом разъяренного брамина.

— Не боюсь, — соврал он, пытаясь говорить как можно более холодно. — Ты меня всё равно не убьёшь. Бог этого не допустит.

— Бог? Это ещё кто? — хрипнул рейдер, сдёрнув с Эйба его стальной шлем, отшвырнув его подальше в груду обломков.

— Это… Это такой сказочный персонаж и стержень христианства… — сбивчиво затараторил Эйб, не отрывая взгляда от бандита. — Он создал браминов… А ещё людей… Он придумал правила… Если их придерживаться, то после смерти целую вечность будешь танцевать в облаках… А ещё в него нужно верить сердцем… Мне всё это рассказал отец Томас… Хотя потом им завладел Нечистый… А его книга сгорела, хотя не должна была…

Рейдер покачал головой, состряпав понимающую мину:

— Бывает, — многозначительно вздохнул он, примеряя к голове Эйба набалдашник своей дубины, как игрок в гольф, который готовится занести клюшку для удара.

— Бог любит всех нас, — буркнул Эйб невпопад, понимая, что его речь не произвела на бандита должного эффекта.

— Почему? — на мгновение замер тот, изучающе поглядев на собеседника.

— Не знаю, — признался снайпер, вздохнув. — Все ответы были в книге, а она сгорела.

— Бывает, — вновь поддерживающе покачал головой рейдер и замахнулся.

И когда ржавая арматура, увенчанная бетонной глыбой, взлетела вверх над его головой, чтобы опуститься на неё, Эйбу пришла в голову мысль, что, он, скорее всего, наделал глупостей.

Крепость (рассказ). Крепость (рассказ).

— Командир, но он идиот! — безальтернативно заключил Майк. — Другой с его мозгами драил бы полы в бункерах Братства до скончания дней, а его тащит наверх папочка, подставляя под огонь наши спины! Вот увидите, через пару лет этот безмозглый станет командиром отделения! — негодующий штурмовик активно жестикулировал и брызгал слюной.

— Брось! — укоризненно глянул на разгорячившегося подчинённого командир. — Посмотри ты на него — парень не прыгает выше головы. Пусть он и небольшого ума, но в наших рядах точно не лишний. Он отличный снайпер. Лучший из всех, кого я видел.

— По-вашему, это компенсирует ему отсутствие мозгов? — не унимался Майк. — Да он же ведёт себя как ребёнок — палит по кротокрысам во время патруля! Мы в самом центре Мохаве, вокруг нас толпы супермутантов и банды рехнувшихся рейдеров, а этот отсталый сообщает им наше местоположение! Я не хочу сдохнуть из-за чёртового кротокрыса!!!

— Как ребенок? Да ладно?! — ухмыльнулся командир, вскинув вверх правую бровь. — А назвать рядового при всём отделении безмозглым брамином — это, по-твоему, не ребячество?

Командир Вэнс, человек тактичный, воспитанный и жесткий, не терпел никакого панибратства во вверенном ему отделении. Совсем недавно Братство поручило командование всеми разведывательными отрядами именно ему, дабы тот продолжил благое дело покойного Эдварда Колина.

— Я просто прошу тебя потерпеть, — продолжал напирать командир. — Быть к парню хоть немного мягче. Он же столько всего пережил. Один ведь жив остался из своего отделения. Подоспей подкрепление чуть позже, и его бы уже не спасли. Да он после этого целый месяц не хотел брать в руки винтовку. Тебе ли не знать, как трудно терять товарищей, — сыпал железными для каждого ветерана аргументами Вэнс.

— Ладно, — буркнул Майк, отмахиваясь. — Кажется, я и вправду вспылил...

— Поговори с ним, — командир не сбавлял напор, почувствовав, что железный Майк даёт слабину. — Приободри его как-нибудь.

— Нет, это уж слишком, — поначалу замотал головой тот, но, не в силах выдержать укоризненный взгляд своего командира, сдался. — Ладно. Чёрт с ним! Вот только я ума не приложу, что я должен ему сказать.

— То, что обычно говорят в таких случаях, — улыбнулся Вэнс, празднуя победу. — Проси прощения, неси какой-нибудь приободряющий бред, хлопай по плечу. Мне что тебе, на салфетке слова записать?

Путь на другую сторону лагеря тянулся извилистой тропой около десятка метров, виляющей среди руин и груд строительного мусора. Он показался Майку длинным и тяжелым. Ноги будто не хотели идти, цеплялись за каждое препятствие.

Тяжело вздохнув, Майк окликнул снайпера:

— Эйб, дружище!

Снайпер, задумавшийся о чём-то своём у походного костра, вздрогнул.

— Эйб… — запинающимся голосом начал Майк, усевшись на корточки перед снайпером. — Наверное, я был сегодня слишком груб… Извини меня…

— Ничего, — буркнул Эйб, шмыгнув носом и сглотнув комок, от обиды застрявший в горле.

За время его короткой службы под началом командира Вэнса снайпер изрядно отвык от ругани в свою сторону, а о затрещинах и говорить нечего — командир воспитательные элементы подобного рода не практиковал сам и жестко наказывал каждого, кто позволял себе рукоприкладство.

— Нет, правда, извини, — вздохнул Майк, шаря глазами по земле. — Знаешь, так бывает, — встанешь не с той ноги, настроение ни к чёрту, вот и срываешься на первого попавшегося под руку, — голос его стал мягок, он говорил так, словно сюсюкается с младенцем.

— Хорошо, — закусив нижнюю губу, чтобы сдержать слёзы, выдавил из себя снайпер, однако всё ещё смотрел на своего обидчика исподлобья, как обиженный ребёнок. Майк понял, что ему пора менять тактику.

— Говорят, что тебе недавно туго пришлось, — продолжал он уже голосом товарища по оружию, в меру суровым, но дружелюбным. — Говорят, что твоё отделение попало в ловушку рейдеров.

Эйб утвердительно покачал головой.

— И ты остался в живых один? — продолжал Майк, получив на свой вопрос лишь отстранённое «Угу».

— И как у тебя это вышло? Не хочешь рассказать?

Эйб хотел, Бог видит, как он хотел выложить всё как на духу — так, мол, и так, угробил своё отделение и два десятка гражданских, потому что немного запутался. Совсем немного. Но не по злому умыслу ведь, а по глупости, которая, как говорил командир Колин, в нем, как и упрямство, бездонна. Эйб хотел рассказать всё, но не мог. Отец запретил, строго-настрого. Выбор между молчанием и трибуналом был прост и понятен даже для Эйба, особенно после хорошей взбучки.

— Не знаю, — буркнул снайпер в ответ, для уверенности пожав плечами, и уставился на небо, чтобы Майк ненароком не распознал в его словах ложь — врал снайпер из рук вон плохо. — Наверное, мне просто повезло.

— А по мне это не просто везение, — Майк, присев рядом, дружески похлопал снайпера по плечу. — По-моему, это настоящее чудо.

— Чудо? — Эйб поменялся в лице — по небу медленно ползло облако, формой напомнившее ему брамина.

За вычитку текста выношу благодарность и посылаю миллион воздушных поцелуев Magrat и Surtу.

Относительно поста - да, конечно, я догадываюсь, что слишком "многофукф". Но от дикого желания поделить пост на два-три поменьше всё же удержался, хотя с большим трудом. Буду рад осмысленным комментариям - понравилось/не понравилось, скучно/интересно, и т.д. Но это если вдруг кто-то прочтет. Всем спасибо.

Exstas